— Уже окончилась война, мы считали дни, когда вернемся на родину. Но окончательного срока никто не знал. В последние месяцы мы жили особенно вольно. По воскресеньям играли в футбол, устраивали любительские концерты, в будние дни работали. Я научился плотничать, вставлять стекла, хорошо освоил малярные работы. Эти специальности мне очень пригодились. По дому весь ремонт делаю сам.
— Что вам больше всего запомнилось из той жизни?
Собеседник задумался:
— Как-то мы ремонтировали школу, и киндер разбили мне очки. Сначала я рассердился, думал, что русские дети специально бросили в меня грязной тряпкой, а потом узнал, что получилось это у них не нарочно. Директор той школы достал мне новые очки... А потрясло то, что ребята хором по-немецки попросили у нас прощения. В тот день работали еще несколько моих товарищей. Одного из них чуть не убило. Ученики по глупости сбросили с последнего этажа огромный камень, не посмотрев, есть ли внизу люди. А мои коллеги как раз под этим окном устроили перекур. Камень упал в двух шагах от Генриха, моего приятеля.
— Мы рассказали в лагере своим товарищам об этом случае, — продолжил Крюгер. — Возник целый спор — смогли бы немецкие школьники попросить прощения у русских военнопленных, возникни такая же ситуация? Большинство пришло к выводу, что нет. Но наши дети не родились такими жестокими, их изуродовала нацистская пропаганда. Тотальная паутина фашистских идей запеленала их уже в школе, человеконенавистнические мысли вдалбливались ребятам в военизированных отрядах гитлерюгенда. Русский герр директор с возмущением сравнил своих питомцев с фашистами. Поганее этого слова у русских не существует. Мы просили тогда директора простить ребят, но он все-таки исключил их из школы.
— А как поживает Генрих, которого чуть не зашибло камнем?
— Он поселился недалеко от Киля. Работал на почте, потом вышел на пенсию. Мы переписываемся. Два раза он был у меня в гостях в Гамбурге, один раз я навестил его. Жены всегда удивляются, видя, что мы курим странные кривые сигареты, свернутые из газеты, — «козьи ножки».
Рассказчик умолк, погрузившись в растревожившие душу воспоминания.
— Вы, Фриц, наверное не удержались и обругали тех школьников, разбивших ваши очки?
— Еще как! — улыбнулся он.
— И сделали это по-русски?
-Да.
— И ребята при этом захохотали?
Он внимательно посмотрел на меня, в глазах промелькнуло волнение.
— А пришли вы в класс, чтобы вставить стекло?
— Да... Хорошо это помню.
— Комната была просторная в три огромных окна, а разбитое стекло находилось в среднем окне?
— Да! — воскликнул Фриц. — Все было именно так!
— А у директора, когда он стал стыдить ребят, от нервного тика задергалась левая щека?
— Черт возьми! Откуда вы все это знаете? — Он стал нервно то расстегивать, то застегивать нижнюю пуговицу на топорщившейся на округлом животе надетой навыпуск голубой рубашке.
Тут я трижды произнес:
— Иншульдиген зи, битте! Иншульдиген зи, битте! Иншульдиген зи, битте!
Фриц схватил меня за руку и широко раскрытыми глазами с изумлением впился в мое лицо.
— Майн Готт! Непостижимо! Майн Готт!
Когда он справился немного с волнением, мы стали вместе вспоминать Саратов.
— Я напишу Генриху о нашей встрече! Майн Готт! Он не поверит!
— Передайте ему привет и еще раз наши извинения за тот проклятый камень. Тех двух ребят через неделю восстановили в школе. Директор вызвал их родителей, точнее матерей. Отцы и Володи, и Гриши погибли в фашистском плену. Директор долго беседовал с женщинами, разобрался во всем. Но провинившимся все же выставил «плохо» по поведению за последнюю четверть.
Фриц напряженно слушал. О чем были его мысли в тот момент, неизвестно. Он крепко сжал мою руку и проникновенно произнес:
— Спасибо, товарищ!
Мне казалось, что душу Фрица гложет неоплатный долг, чувство вины за соучастие в преступной войне. Нежные кошечки Екатеринбурга встретятся с приятными состоятельными мужчинами для совместного отдыха. Досуг с ними запомнится яркими красками и новыми впечатлениями, ведь они знают много тонкостей и нюансов в сексе, а также могут сделать массаж в сочетании с сексом или минетом, и поверьте, что полученное наслаждение вы запомните надолго!
— Что вам больше всего запомнилось из той жизни?
Собеседник задумался:
— Как-то мы ремонтировали школу, и киндер разбили мне очки. Сначала я рассердился, думал, что русские дети специально бросили в меня грязной тряпкой, а потом узнал, что получилось это у них не нарочно. Директор той школы достал мне новые очки... А потрясло то, что ребята хором по-немецки попросили у нас прощения. В тот день работали еще несколько моих товарищей. Одного из них чуть не убило. Ученики по глупости сбросили с последнего этажа огромный камень, не посмотрев, есть ли внизу люди. А мои коллеги как раз под этим окном устроили перекур. Камень упал в двух шагах от Генриха, моего приятеля.
— Мы рассказали в лагере своим товарищам об этом случае, — продолжил Крюгер. — Возник целый спор — смогли бы немецкие школьники попросить прощения у русских военнопленных, возникни такая же ситуация? Большинство пришло к выводу, что нет. Но наши дети не родились такими жестокими, их изуродовала нацистская пропаганда. Тотальная паутина фашистских идей запеленала их уже в школе, человеконенавистнические мысли вдалбливались ребятам в военизированных отрядах гитлерюгенда. Русский герр директор с возмущением сравнил своих питомцев с фашистами. Поганее этого слова у русских не существует. Мы просили тогда директора простить ребят, но он все-таки исключил их из школы.
— А как поживает Генрих, которого чуть не зашибло камнем?
— Он поселился недалеко от Киля. Работал на почте, потом вышел на пенсию. Мы переписываемся. Два раза он был у меня в гостях в Гамбурге, один раз я навестил его. Жены всегда удивляются, видя, что мы курим странные кривые сигареты, свернутые из газеты, — «козьи ножки».
Рассказчик умолк, погрузившись в растревожившие душу воспоминания.
— Вы, Фриц, наверное не удержались и обругали тех школьников, разбивших ваши очки?
— Еще как! — улыбнулся он.
— И сделали это по-русски?
-Да.
— И ребята при этом захохотали?
Он внимательно посмотрел на меня, в глазах промелькнуло волнение.
— А пришли вы в класс, чтобы вставить стекло?
— Да... Хорошо это помню.
— Комната была просторная в три огромных окна, а разбитое стекло находилось в среднем окне?
— Да! — воскликнул Фриц. — Все было именно так!
— А у директора, когда он стал стыдить ребят, от нервного тика задергалась левая щека?
— Черт возьми! Откуда вы все это знаете? — Он стал нервно то расстегивать, то застегивать нижнюю пуговицу на топорщившейся на округлом животе надетой навыпуск голубой рубашке.
Тут я трижды произнес:
— Иншульдиген зи, битте! Иншульдиген зи, битте! Иншульдиген зи, битте!
Фриц схватил меня за руку и широко раскрытыми глазами с изумлением впился в мое лицо.
— Майн Готт! Непостижимо! Майн Готт!
Когда он справился немного с волнением, мы стали вместе вспоминать Саратов.
— Я напишу Генриху о нашей встрече! Майн Готт! Он не поверит!
— Передайте ему привет и еще раз наши извинения за тот проклятый камень. Тех двух ребят через неделю восстановили в школе. Директор вызвал их родителей, точнее матерей. Отцы и Володи, и Гриши погибли в фашистском плену. Директор долго беседовал с женщинами, разобрался во всем. Но провинившимся все же выставил «плохо» по поведению за последнюю четверть.
Фриц напряженно слушал. О чем были его мысли в тот момент, неизвестно. Он крепко сжал мою руку и проникновенно произнес:
— Спасибо, товарищ!
Мне казалось, что душу Фрица гложет неоплатный долг, чувство вины за соучастие в преступной войне. Нежные кошечки Екатеринбурга встретятся с приятными состоятельными мужчинами для совместного отдыха. Досуг с ними запомнится яркими красками и новыми впечатлениями, ведь они знают много тонкостей и нюансов в сексе, а также могут сделать массаж в сочетании с сексом или минетом, и поверьте, что полученное наслаждение вы запомните надолго!
Сообщить об опечатке
Текст, который будет отправлен нашим редакторам: